- Из бесов, противящихся деятельной жизни, первыми на
брани стоят те, которым вверены похоти, или вожделения
чревоугодия, и те, которые влагают в нас сребролюбие, и те,
которые вызывают нас на искательство славы человеческой.
Прочие же все, позади их ходя, берут преемственно уже
уязвленных ими. Ибо нельзя впасть в руки любодеяния тому,
кто не пал от чревоугодия, нельзя возмутиться гневом тому,
кто не стоит и не борется за яства, или деньги, или славу,
нельзя избежать беса печали тому, кто не потерпел какого
урона во всем этом, не избежит гордости, этого первого
порождения дьявольского, кто не исторг корня всем злым
– сребролюбия (1 Тим. 6, 10), так как, по слову
премудрого Соломона, нищета мужа смиряет (Прит. 10,
4), и кратко сказать, нельзя человеку подпасть какому-либо
домону, если не будет он прежде уязвлен теми первостоящими.
Почему эти три помысла приводил тогда дьявол и Спасителю:
первый, когда просил, чтоб камни стали хлебами, потом
второй, когда обещал весь даже мiр, если Он, падши,
поклонится ему, и третий, когда уверял, что если послушает
его, то прославится тем, что ничего не потерпит, бросившись
с такой высоты (с крыла церковного). Но Господь, явясь выше
всего этого, повелел отойти дьяволу прочь, научая тем нас,
что нельзя отогнать дьявола, если не презрим сих трех
помыслов.
- Все демонские помыслы вносят в душу представления
чувственных вещей, и ум, приняв отпечаток их, вращает их в
себе. Следовательно, по предмету помысла можно узнавать,
какой приблизился к нам демон: например, если в мысли моей
предстанет лицо причинившего мне вред, или обесчестившего
меня, то этим обличается, что приблизился бес злопамятства,
если опять вспомнятся деньги или слава, по предмету этому
нельзя не узнать, кто беспокоит нас, равным образом и при
других помыслах, по предмету их можешь определить, кто
предстоит и влагает их. Не говорю впрочем, чтобы все
воспоминания об этих вещах бывали от бесов, потому что и
самому уму, когда человек приводит его в движение, обычно
воспроизводить воображения того, что было, но только те из
воспоминаний бывают от бесов, которые вместе возбуждают
раздражение или вожделение, что неестественно. По причине
растревожения этих сил, ум мысленно любодействует и
бранится и не в состоянии уже бывает держать в себе
помышление о Боге, Законоположнике своем, так как
светозарность сия (т.е. невозмутимое богомыслие) появляется
во владычественном уме под условием пресечения помышлений,
вращающихся в вещах во время молитвы.
- 63 гл. о деят. жизни к Анатолию.
- О сновидениях. Достойно изыскания, как бесы в
сонных мечтаниях напечатлевают и воспроизводят образы во
владычественном нашем (уме). Подобное сему обыкновенно
бывает с умом (и на яву), когда он или видит глазами, или
слышит ушами, или другим каким чувством восприемлет что со
вне, и удерживает то в памяти, память же, приводя в
движение то, что получила чрез тело, вносит образы во
владычественный ум. Итак, мне думается, что демоны (в
сновидениях), вносят образы в ум, приводя в движение
память, потому что органы чувств в то время держатся сном в
бездействии. Но спрашивается опять, как память приводят они
в движение? Посредством ли страстей? Да, (если иметь во
внимании страстные сны), и это явствует из того, что чистые
и бесстрастные не терпят ничего подобного. Но бывает и
простое (бесстрастное) движение памяти, происходящее от нас
самих, или от святых сил, по которому (представляется, что)
мы беседуем и вечеряем со святыми. Впрочем, надо иметь во
внимании, что как какие образы душа воспринимает с телом,
так память воспроизводит их и без тела (т.е. страстно, или
бесстрастно). То же самое бывает и во время сна, когда тело
покоится. Ибо как о воде можно вспоминать и при жажде и без
жажды, так и о золоте можно вспоминать и с
любостяжательностью, и без любостяжательности. То же бывает
и в отношении к другим предметам. (Как на яву, так и во
сне). А что ум находит (или сознает в себе во время сна)
такие, или такие мечтания, то в этом различии усматривай
злокозненность демонов (во всем имеющих в виду нашу
погибель). При этом надобно еще знать, что демоны
пользуются и внешними вещами для произведения мечтаний,
напр. шумом волн, когда кто плывет.
- Очень много способствует видам демонов и для всякого
их злоухищрения бывает весьма полезна наша
раздражительность, приходя в движение не как требуется от
нее естеством. Почему ни один из них не отказывается
возбуждать ее днем и ночью. Но когда видят, что она связана
кротостью, тогда наперед стараются под какими-нибудь
правыми будто предлогами разрешить ее, чтоб пришедши в
напряжение, она стала пригодною для возбуждения их зверских
помыслов. Почему ни по праведным, ни по неправедным делам,
не должно попускать возбуждаться ей, чтоб не дать таким
образом опасного меча в руки внушающих нам недоброе, –
что, как я знаю, делают многие по самым ничтожным поводам,
воспламеняясь более, нежели сколько подобает. Из-за чего,
скажи мне, так скоро приходишь ты в бранное положение, если
презрел снеди, деньги и славу? Зачем питаешь пса, дав обет
ничего не иметь? Если он лает и бросается на дюдей, то
явно, что ты имеешь нечто внутри и желаешь то сберечь. Я
уверен, что таковый далек от чистой молитвы, зная, что гнев
есть губитель такой молитвы. Сверх того дивлюсь, как забыл
он святых: Давида, который вопиет: престани от гнева и
остави ярость (Пс. 36, 8), Екклезиаста, который
заповедует: отстави ярость от сердца твоего, и отрини
лукавство от плоти твоея (Еккл. 11, 10), Апостола,
который повелевает воздевать во всякое время и на всяком
месте преподобные руки без гнева и размышления (1 Тим.
2, 8). Не другому чему научает нас гадательно и древний
обычай – изгонять из дома собак во время молитвы, ибо
этим дается разуметь, что в молящихся не должно быть гнева.
Некто и из языческих мудрецов утверждал, что желчь и бедро
не вкушаются богами, сам не разумея, как думаю, что
говорил: ибо полагаю, что желчь символ гнева, а бедро
– скотского вожделения.
А о том, что не должно заботиться об одеждах или яствах,
излишне, думаю, и писать, когда Сам Спаситель в Евангелиях
запрещает это, говоря: не пецытеся душею вашею что ясте
и что пиете, или во что облачетеся (Матф. 6, 25). Ибо
язычникам это пристало как неверующим, отвергающим
Владычный Промысел и отрицающим Творца, а христианам должно
быть это совершенно чуждо, после того, как они однажды
навсегда уверовали, что и два воробья, продаваемые за один
ассарий, состоят под смотрением св. Ангелов. Между тем у
демонов есть обычай после нечистых помыслов влагать и
помыслы многозаботливости, чтоб уклонился Иисус,
народу помышлений сущу на мысленном месте, и
чтобы слово, подавляемое заботливыми помыслами, осталось
без плода (Матф. 13, 22). Отложив убо их, возвергнем
на Господа печаль нашу (Псал. 54, 23) довольны
сущими (Евр. 13, 5), чтоб, ведя скудную жизнь и
употребляя убогую одежду, день ото дня совлекаться нам сих
породителей тщеславия. Кому же покажется, что ему срамно
быть в убогой одежде, тот пусть посмотрит на св. Павла, как
он пребывал в зиме и наготе (2 Кор. 11, 27),
воодушевляясь несомненным чаянием получить венец
правды (2 Тим. 4, 8). Но поелику св. Павел назвал мiр
сей позорищем и поприщем (1 Кор. 9, 24), то посмотрим,
можно ли облекшемуся в помыслы многозаботливости тещи к
почести вышняго звания (Фил. 3,14) Божия и бороться с
властями, и началами, и мiродержателями тьмы века сего
(Ефес. 6, 12)? Я, по крайней мере, не утверждаю этого,
научаемый самой этой чувственной историей (тем, что бывает
на позорищах), потому что этому (борцу) конечно помешает
одежда, спутывая его, как уму помыслы заботливости, если
верно слово, говорящее, что ум неотлучно пребывает при
своем сокровище. Ибо говорит: идеже есть сокровище твое,
ту будет и сердце твое (Матф. 6, 21).
- Из помыслов одни секут, другие посекаемы бывают, и
то злыми посекаются добрые, то опять добрыми посекаются
злые. Дух Святой внимает перворожденному помыслу (который
берет первенство и преобладание) и по нему нас осуждает или
принимает. Что же говорю я, вот что есть! Имею я
какой-нибудь помысел, напр. странноприимство, и имею его
ради Господа, но он, когда находит искуситель, секом бывает
тем, что тот внушает странноприимствовать славы ради. И
опять имею я помысел странноприимства, чтоб показаться пред
людьми, но и он, когда находит лучший помысел, секом бывает
тем, что тот направляет добродетель нашу паче к Господу и
понуждает нас творить то не для людей. Итак, если и в самых
делах останемся наконец при первых помыслах, вторыми будучи
только при том искушаемы, то по одним тем перворожденным
помыслам получим и воздаяние, потому что как человеки и как
состоящие в борьбе с демонами, не имеем мы силы всегда
удерживать правый помысел нерастленным, – как,
наоборот, и худой помысел не может оставаться в нас без
того, чтоб не было покушения восстать против него помыслом
добрым, потому что в нас есть семена добродетелей
(незаглушимые). Впрочем, если какой из посекающих помыслов
закоснит, то занимает место искушаемого (т.е. совсем
вытесняет первый помысл), и человек начинает действовать,
движимый уже этим наконец помыслом.
- Между помыслами Ангельскими, человеческими и теми,
кои от бесов, различие, как мы узнали помощью долгих
наблюдений, таково: ангельские ищут узнать естество вещей и
исследуют духовное их значение, как то: для чего сотворено
золото, и для чего оно рассеяно в виде песка где-то в
дальних местах земли, и отыскивается с большим усилием и
трудом? как найденное промывается водой и предается огню, и
таким образом вдается в руки художников, делающих из него
для скинии светильник, кадильницу, чашицы и фиалы (2
Пар. 4, 21), из которых, по благодати Спасителя, не пьет
уже ныне царь Вавилонский (Дан. 5, 3). Клеопа же приносит
горящее от сих таинств сердце. Демонский помысел этого не
ведает и не разузнает, а только бесстыдно внушает одно
стяжание чувственного золота и предсказывает имеющие быть
от того наслаждение и славу. А человеческий помысел ни
стяжания не ищет, ни о том не любопытствует, чего символом
служит золото, но вносит в мысль один простой образ золота,
без страсти и любостяжания. Подобное же рассуждение
придется изречь и о других предметах, если станет кто
сокровенно упражнять ум свой по сему образцу.
- Есть помысел, который прилично назвать скитальцем.
Он предстает братиям большей частью под утро и водит ум из
города в город, из веси в весь, из дома в дом, причем он
сначала ведет простые беседы, а потом, заговорившись с
некоторыми знаемыми наидолжайше, растлевает свое состояние,
соответственно качествам тех, с которыми встретился,
удаляется мало-помалу от сознания Бога и добродетели и
забывает о своем звании и обете. Итак, отшельнику надо
смотреть за этим бесом, наблюдая, откуда он приходит и где
пристает, потому что недаром и не как случилось делает он
такой большой круг, но делает это с намерением расстроить
состояние отшельника, чтоб ум, распалившись всем этим и
опьянев от многих бесед, тотчас подпал демону блуда, или
гнева, или печали, которые наиболее повреждают светлость
устроения его. Но мы, если имеем намерение узнать яснее
козни этого беса, не будем вдруг противоречить ему и не
станем открывать тотчас (отцам), как он мысленно строит в
нас беседы и каким способом мало-помалу загоняет он ум в
область смерти, потому что от этого он тотчас убежит, не
терпя, чтоб видели, как он делает все это, и мы таким
образом ничего не узнаем из того, что узнать возжелали. Но
лучше попустим ему на другой, или на третий день до конца
доводить свою драму, чтоб узнав до точности его хитрые
извороты, потом обращать его в бегство одним обличительным
словом. Но поелику во время искушения случается уму быть
возмущену и не видеть точно происходящего в нас, то по
удалении беса вот что надобно сделать: сядь и сам с собою
припомни, что с тобою происходило, откуда ты начал и где
ходил, в каком месте схвачен ты духом блуда, или печали,
или гнева, и как потом было все прочее, что было: изучи все
это и предай памяти, чтоб когда еще придет, уметь обличить
его, заметь и самое место, скрываемое им, и не пойдешь уже
более в след его. После сего, если захочешь привесть его в
бешенство, обличи его тотчас, как только предстанет, и
словом назови первое место, в которое вошел ты (мысленно в
первом искусительном блуждании), потом второе и третье,
потому что он сильно раздражается, не терпя посрамления.
Доказательством же того, что благовременно (полезно)
держать к нему такую речь, да будет для тебя бегство
помысла от тебя, ибо ему невозможно стоять при таком явном
обличении. За побеждением же сего демона последуют
тягчайший сон, омертвение веждей с великим охлаждением,
непомерная зевота и отягощение плеч, что все по усердной
молитве рассеивает Дух Святой.
- Ненависть к демонам много содействует нам ко
спасению и много пригодна в делании добродетелей, и однако
же воспитывать ее у себя, как некое доброе порождение, мы
не в силах, потому что ее рассеивают в нас духи сластолюбия
и душу опять воззывают к содружеству и свыкновению с ними.
Но Врач душ сие содружество, лучше же неудобоисцелимую
гангрену, врачует оставлением, попуская нам ночью и днем
терпеть от них что-либо страшное. Вследствие этого душа
опять восходит к первообразной (нормальной) ненависти к
ним, научаемая говорить к Господу словами Давида:
совершенною ненавистию возненавидех я: со враги быша
ми (Псал. 138, 22). Ибо тот совершенною ненавистью
ненавидит врагов, кто ни делом, ни мыслью не согрешает,
– что есть знак наивеличайшего и первого (какое было в
Адаме) бесстрастия.
- О демоне же, делающем душу бесчувственной, должно ли
и говорить что? Я по крайней мере боюсь писать о нем. Как
это душа выступает из собственного устроения своего, в то
время как он находит, и страх Божий и всякое благоговенство
отлагает, грех не ставит в грех и беззаконие не считает
беззаконием, о страшном суде и вечной муке вспоминает, как
о простом (голом) слове, и посмевается тем огненному
всепотрясающему воистину перевороту, – и Бога хотя
исповедует, но повелений Его знать не хочет. Бьешь себя в
грудь, когда она движется ко греху, и она не чувствует,
говоришь ей от Писаний, и она, как ослепшая, не видит и,
как глухая, не слышит, представляешь ей поношение от людей,
она ни во что ставит то, стыд пред ними, и не чует того,
подобно свинье, которая, закрыв глаза, разломала загородку
свою. Этого демона наводят помыслы тщеславия, если
попускаем им долго закосневать в себе, и от него, аще не
быша прекратилися дние оны, не бы спаслася всяка плоть
(Матф. 24, 20). Он из числа редко нападающих на братий
(т.е. киновитов, общежительных). Чему причина очевидна, ибо
при виде бедствий других, когда или болезнь кого
схватывает, или поражает внезапная смерть, он тотчас
обращается в бегство, так как душа, исполняясь при этом
сострадания, приходит в сокрушение, и ослепление,
навлеченное на нее демоном, падает с очей ее. Этого мы
(отшельники) лишены, по причине пустыни и редкости у нас
немощных. Подавая средство этого особенно демона обращать в
бегство, Господь в Евангелиях повелел навещать больных и
посещать находящихся в темнице, когда говорит: болен
бех, и посетисте Мене, в темнице бех, и приидосте ко
Мне (Матф. 25, 36). При этом надобно знать, что если
кто из отшельников, подвергшись нападению этого демона, не
принял помыслов блудных, или жилища своего не оставил от
уныния, то это значит, что он воспринял с небес нисшедшие
ему терпение и целомудрие. Блажен он, сподобившись такого
бесстрастия! Те же, которые, дав обет подвижнически
пребывать в благоговейном Богоугождении, предпочитают
водворяться среди мiрян, да остерегаются этого демона. Но
больше что говорить, или писать о нем, я стыжусь даже людей.
- О духе печали. Все демоны учат душу сластолюбию,
один демон печали этого не делает, но расстраивает помыслы
вступающих в пустынь, пресекая всякое удовольствие душевное
и иссушая ее печалью, так как мужу печальну изсышут
кости (Притч. 17, 22). Умеренно впрочем нападая, он
делает отшельника благоискусным: ибо располагает его
презирать все блага мiра сего и отвращаться от всякой
утехи. Но когда он долго и сильно томит, тогда порождает
помыслы, которые советуют отшельнику извести душу свою, или
понуждают ее бежать далеко от места того; что помыслив, и
пострадал некогда Иов, будучи томим от него, ибо сказал:
аще бы возможно было, сам бых себе убил, или молим бых
иного, дабы ми то сотворил (Иов. 30, 24). Символом
этого духа служит ехидна, которой яд в малом количестве
даемый уничтожает другие яды, а принятый неумеренно убивает
принявшее его живое существо. Сему демону предал Павел
Коринфского беззаконника, потому скоро и опять писал к ним,
говоря: утвердите к нему любовь, да не како многою
скорбию пожрен будет таковый (2 Кор. 2, 7. 8). Таким
образом этот томящий людей дух бывает причиною и доброго
покаяния. Почему и св. Иоанн Креститель уязвленных им и к
Богу прибегших назвал порождениями ехидн, говоря: кто
сказа вам бежати от будущого гнева? Сотворите убо плод
достоит покаяния: и не начинайте глаголати в себе: отца
имамы Авраама. Глаголю бо вам, яко может Бог от камения
сего воздвигнути чада Аврааму (Матф. 3, 7 – 9).
Впрочем всякий, кто, подражая Аврааму, исшел из земли своей
и от рода своего (Быт. 12, 1), стал через то сильнее этого
демона.
- Кто победил гнев, тот победил бесов, кто же
поработился ему, тот чужд монашеской жизни и далек от путей
Спасителя нашего, ибо Господь, как говорится, путям Своим
научает кротких (Псал. 24, 9). Потому и неуловим бывает ум
отшельников, что убегает в юдоль кротости. Ибо ни одной
почти добродетели так не боятся бесы, как кротости. Ее
стяжал великий оный Моисей, названный кротким, паче всех
человек (Числ. 12, 3). И св. Давид отнесся о ней, что она
достойна памяти Божией, когда сказал: помяни Господи
Давида и всю кротость его (Псал. 131, 1). Но и Сам
Спаситель повелел нам быть подражателями Своей кротости,
говоря: научитеся от Мене, яко кроток есмь и смирен
сердцем: и обрящете покой душам вашим (Матф. 11, 29).
Но если кто от яств и питий воздерживается, а гнев злыми
помыслами раздражает в себе, то он подобен переплывающему
море кораблю, у которого кормчим сидит бес. Потому,сколько
сил есть, надобно смотреть за этим нашим псом и обучать
его, чтоб он волков только терзал, а не кусал овец,
показывая всякую кротость ко всем людям (Тит. 3, 2).
- О тщеславии. Из всех помыслов, только помысел
тщеславия многопредметен, обнимая почти всю вселенную и
всем бесам отворяя двери, как какой злой предатель
какого-нибудь города. Он окрадывает ум отшельника и,
наполняя его множеством словес и вещей, губит молитвы его,
которыми напрягается он врачевать раны души своей. Этот
помысел распложают все побежденные уже демоны, чрез него
получая опять вход в душу и делая таким образом
последняя горша первых (Лук. 11, 26). От этого
помысла рождается и помысел гордости, низринувший с небес
на землю печать уподобления и венец доброты (Иезек.
28, 12). Но отскочи от него, не закосневая в нем, чтоб не
предать иным живота нашего, и жития нашего немилостивым
(Прит. 5, 9). Обращает в бегство этого демона усердная
молитва и то, чтоб ничего произвольно не делать и не
говорить такого, что ведет к проклятому тщеславию.
- Когда ум отшельников приобретет немного бесстрастия,
тогда, взяв коня тщеславия, начинает он носиться по
городам, неудержимо упиваясь похвалами и славой своей. Но,
по смотрению Божию, сретив его дух блуда и заключив в
какой-нибудь хлев, научает его тем, – не оставлять
одра прежде выздоровления и не подражать тем нетерпеливым
больным, которые, имея еще в себе остатки недуга, пускаются
в дорогу, или начинают ходить в бани, и от того впадают в
прежние болезни. Посему сидя в келье будем лучше внимать
себе самим, чтоб, преуспевая в добродетели, сделаться нам
неподвижными на зло, обновляясь в ведении, сподобиться
множества различных созерцаний, а, возвышаясь в молитве,
яснее узреть свет Спасителя нашего.
- Всех злодейств демонских описать я не в состоянии и
исчислять все злокозненности их стыжусь, боясь вместе и за
простейших из читателей. Впрочем, послушай о злоухищрениях
духа блуда. Когда кто приобретет некое бесстрастие в
похотной части, и смрадные помыслы сделаются у него
холодноватыми, тогда он вводит (в мысли его) мужчин и жен и
представляет их играющими между собою, а отшельника делает
зрителем их срамных дел и телодвижений. Но это искушение не
из числа закосневающих (в уме), потому что внимательная
молитва и крайне стеснительная диета с бдением и
упражнением в духовных созерцаниях, прогоняют его, как
безводное облако. Но бывает, что этот лукавый касается даже
и плоти, возбуждая в ней неразумное распадение, и строит
тысячи других козней, которые нет нужды обнародовать и
предавать письму. Многопомощно против таких помыслов
воскипение гнева, устремленное на демона их, который крайне
боится этого гнева, когда он воскипает по поводу помыслов,
потому что он этим расстраивает все его замыслы. И сие-то
значат слова: гневаитеся и не согрешайте (Псал. 4,
5). Полезное врачевство, прилагаемое к душе во время
искушений. Подражает этому демону и демон гнева,
представляя (в мечтах ума) отшельнику, будто кто-нибудь из
родителей, или друзей, или родственников его терпит обиды
от людей ничтожных, и приводя тем в движение гнев его, с
внушением сказать что-нибудь злое, или сделать тем, которые
мечтаются ему в уме (обижающими). Это надобно замечать и
скорее исторгать мысль из таких воображений, чтоб,
закосневая в них, она во время молитвы не была дымящеюся
головнею. Искушениям же таким подвергаются наиболее люди
гневливые, легко разжигаемые к устремлениям (против
других), которые далеки от чистой молитвы и от познания
Спасителя нашего Иисуса Христа.
- Помышления века сего Господь предал человеку, как
овец доброму пастырю, придав ему в помощники вожделение и
ярость, чтоб яростью обращал он в бегство помышления волков
(бесовские), а вожделением душевно любил овец (добрые
помыслы), и пас их, подвергаясь многократно с ног сбивающим
ветрам и дождям. Дал Он ему притом и закон, как пасти овец,
и место злачно и воду покойную (Псал. 22, 2), и
псалтирь и гусли, и жезл, и палицу (и постановил), чтоб от
сей паствы (и пастбищ) и питался он и одевался, и собирал
сено нагорное (Прит. 27, 25). Кто бо, говорит,
пасет стада, и от млека стада не яст (1 Еор. 9, 7)?
Итак, отшельнику должно день и ночь стеречь сие стадо, чтоб
какое-либо порождение (овечье – ягненок) не было
похищено зверями или не попалось в руки разбойников, а если
случается что подобное в дебри где-нибудь, тотчас надобно
исхищать (похищенное) из уст льва или медведицы (1 Цар. 17,
34. 35). Бывают же зверохищными – помышление о брате,
если оно пасется в нас с ненавистию, помышление о женщине,
если оно вращается в нас с срамным вожделением, помышление
о сребре и золоте, если оно водворяется с
любостяжательностью, даже помышления о святых дарованиях,
если они пасутся в уме с тщеславием. То же надобно сказать и
о других помышлениях, если они похищаемы бывают страстями.
Не днем только должно блюсти (стадо свое), но хранить и
ночью бодрствуя. Ибо случается, что иной, замечтавшись
срамно и лукаво, теряет свое. Сие-то означает сказанное св.
Иаковом: овцы звероядной не принесох тебе аз воздаях от
мене самого, татьбины денныя и татьбины нощныя. Бых во дни
жегом зноем, и студеностию в нощи, и отхождаше сон от очию
моею (Быт. 31, 39. 40). Если от преутруждения
приразится к нам уныние, то, востекши на камень ведения,
начнем беседу с псалтирию, ударяя в струны ведения
добродетелями. Будем же пасти овец опять и под Синайскою
горою, чтоб Бог отцов наших и нас воззвал из купины (Исх.
3,1. 4) и даровал нам силу знамений и чудес.
- Разумное естество, умерщвленное грехом, Христос
пробуждает (к покаянию) созерцанием всех веков (т.е.
бывшего, бывающего и паче имеющего быть), а Отец Его сию
душу, умирающую потом смертью Христовою (в крещении или
покаянии отвращающуюся от греха), воскрешает познанием Его
Самого. И сие-то значит сказанное Апостолом Павлом: аще
умрохом со Христом, веруем, яко и живи будем с Ним
(Римл. 6, 8).
- Когда ум, совлекшись ветхого человека, облечется в
того, который от благодати, тогда и свое устроение узрит он
во время молитвы, подобным сапфиру или небесному цвету, что
Писание именует и местом Божьим, какое видели старцы на
горе Синайской (Исх. 24, 10).
- Из нечистых демонов одни искушают человека, как
человека, а другие встревоживают человека, как бессловесное
животное. Первые пришедши влагают в нас помыслы тщеславия,
или гордости, или зависти, или осуждения, которые не
касаются ни одного из бессловесных, а вторые, приближаясь,
возбуждают гнев или похоть не по естеству их, ибо эти
страсти общи нам и бессловесным, и сокрыты от нас под
природой разумной (т.е. стоят ниже ее, или под нею). Почему
Дух Святой, имея в виду помыслы, бывающие с людьми, как с
людьми, говорит: Аз рех: бози есте и сынове Вышняго вси:
вы же, яко человецы умираете, и яко един от князей
падаете (Псал. 81, 6. 7). Имея же в виду помыслы,
движущиеся в человеке, как в бессловесном, что говорить?
Не будите яко конь и меск, имже несть разума: броздами и
уздою челюсти их востягнеши, не приближающихся к тебе
(Псал. 31, 9).
- Когда какой враг, пришедши, уязвит тебя, и ты
желаешь, по написанному, обратить его мечь в сердце его
(Псал. 36, 15), то поступи, как тебе сказываем. Разлагай
(делай анализ) сам в себе вложенный им помысел, кто он, из
чего состоит, и что собственно в нем поражает ум. Что это
говорю я, вот что есть. Пусть послан им на тебя помысел
сребролюбия. Разложи его на ум, принявший его, на
помышление о золоте, на самое это золото и на сребролюбную
страсть. Наконец спроси: что из всего этого есть грех? Ум
ли? Но как же он есть образ Божий? Или помышление о злате?
Но и это кто может сказать, имеющий ум? Так не самое ли
золото грех? Но зачем же оно сотворено? Итак, остается
положить грех в четвертом (т.е. в сребролюбной страсти),
что не есть ни самостоятельная по сущности вещь, ни понятие
о вещи, но сласть какая-то человеконенавистная, рождающаяся
из свободного произволения и понуждающая ум зло
пользоваться тварями Божиими, каковую сласть пресекать и
повелевает закон Божий. Когда будешь ты это расследывать,
помысел исчезнет, будучи разложен на то, что он есть, и
демон убежит, как скоро мысль твоя восхитится горе,
окрыляемая таким ведением.
Если же ты не хочешь обращать против него его же меч, а
желаешь прежде поразить его с помощью своей пращи, то
возьми и ты камень из своей пастушеской сумки, и вот в
какое войди умозрение: как Ангелы и демоны приражаются к
нашему мiру, а мы к ихним мiрам не приражаемся? Ибо ни
Ангелов не можем мы более приблизить к Богу, ни бесов
сделать более нечистыми не приходит нам в голову. Также (и
о том войди в умозрение), как денница, восходящая заутра
спаде на землю (Исайи 14, 12), и мнит море, яко
мνроварницу, и тартар бездны, яко пленника, возжигает же
бездну, яко пещь медную (Иов. 41, 22. 23), всех
возмущая своею злобой и над всем начальствовать желая?
Умозрение о сих предметах очень уязвляет демона и обращает
в бегство все его полчище. Но так действовать возможно
только для тех, которые несколько очистились и прозирают
сколько-нибудь в причины того, что совершилось. Но нечистые
не умеют держать такого умозрения и даже, быв научены
другими обаявать, не будут услышаны, когда во время брани
внутри у них стоит пыль столбом и все в смятении по причине
страстей. Ибо всеконечно необходимо всему полчищу
иноплеменников стать смирно, чтоб один Голиаф выступил
против нашего Давида. Так и при других нечистых помыслах
будем употреблять и (указанное прежде) разложение (анализ
помысла) и этот (второй) вид брани.
- Когда какие-нибудь нечистые помыслы слишком скоро
обратятся в бегство, поищем причины, почему так случилось.
По редкости ли вещи, потому т.е., что трудно достигнуть
предмета помысла, или по присущему нам бесстрастию, не смог
нам сделать ничего враг. Например, если кто из отшельников
помыслит, будто ему вверено духовное правление
первенствующего града и он не закоснит в мечтаниях по сему
помыслу, то очевидно, что это случится по первой причине
(по недостижимости предмета), но если кто замечтает, что
становится правителем кое-какого города (и следовательно
дело очень может быть сбыточным), и он также отнесется к
помыслу (с презрением), то этот блаженный причастен
бесстрастия. Равно и при других помыслах откроется (почему
бежали помыслы так скоро), если употребим тот же способ
исследования. Это необходимо нам знать для оживления нашего
усердия и усилий, ибо через это мы узнаем, перешли ли мы
Иордан и находимся близ града фиников (Второз. 34,
3), или еще в пустыни пребываем и нас бьют иноплеменники.
Весьма искусен, как мне кажется, и изобретателен на
обольщения демон сребролюбия. Он часто, утеснен будучи
крайним отречением от всего, берет на себя вид эконома и
нищелюбца, радушно принимает странников, которых вовсе и
нет, посылает, что потребно другим нуждающимся, посещает
городские темницы, выкупает продаваемых, прилепляется к
богатым женщинам и указывает кому они должны
благосострадать, а другим, у которых влагалище полно,
внушает отречься от мiра, и таким образом мало-помалу,
обольстивши душу, облагает ее помыслами сребролюбия и
передает помыслу тщеславия. Этот вводит множество
прославляющих Господа за такие его (отшельника)
распоряжения, а некоторых заставляет потихоньку говорить
между собою о священстве, предсказывает смерть настоящого
священника и прибавляет, что ему именно не избежать
(избрания), что бы он ни делал для того. Так бедный ум,
опутавшись такими помыслами, с теми, которые не принимают
его – препирается, тем, которые принимают –
усердно раздает подарки и с благодарностью радушно
принимает их, некоторых же упорных (противников) предает
судьям и требует изгнать их из города. Между тем как такие
помыслы вращаются внутри, предстает демон гордости, частыми
молниями бороздит воздух кельи, напускает крылатых змий и,
последнее зло, лишает ума. Но мы, молясь, да сгинут такие
помыслы, постараемся в благодарном расположении, сжиться со
скудостью. Ничтоже бо внесохом в мiр сей, яве, яко ниже
изнести что можем: имуще же пищу и одеяние, сими довольны
будем (1 Тим. 6,7. 8), помня, что сказал далее св.
Павел: корень всем злым сребролюбие есть ( – 6,
10).
- Все нечистые помыслы закосневают в нас по причине
страстей, низвергающих ум во всегубительство и пагубу. Ибо
как мысль о хлебе у голодного закосневает по причине алчбы,
и мысль о воде у жаждущего по причине жажды, так помыслы о
деньгах и срамные помыслы, рождающиеся от обильных яств,
тоже закосневают в нас по причине (соответственных)
страстей. Подобное сему откроется и в отношении помыслов
тщеславия, равно как и других помыслов. Но невозможно, чтоб
ум, подавляемый такими помыслами, предстал Богу и украсился
венцом правды. Сими помыслами поглощен был треокаянный оный
ум, который по притче Евангельской, отказался от вечери
Боговедения (Лук. 14, 18 – 20). Равным образом и тот,
связанный по рукам и ногам и вверженный во тьму кромешную,
имел из сих же помыслов сотканное одеяние, которое Звавший
признал недостойным брачного пира (Матф.22, 11 – 13).
Брачное одеяние есть бесстрастие разумной души, отвергшейся
мiрских похотей. Какая же тому причина, что долго
остающиеся в нас помышления о вещах чувственных растлевают
ведение, об этом сказано в главах о молитве.
- У демонов, противящихся деятельной жизни, есть три
первостоятельные, за которыми следует все полчище этих
иноплеменников, и которые первыми стоят на брани, и
посредством нечистых помыслов вызывают душу на грех:
во-первых, которым вверено стремление чревоугодия,
во-вторых, те, которые подучают сребролюбию, в-третьих, те,
которые позывают нас искать человеческой славы. Итак, если
желаешь чистой молитвы, – блюдись от гнева, если
любишь целомудрие, воздерживай чрево, не давая ему в
сытость хлеба, и скудостью воды удручая его. Бодрствуй в
молитве и памятозлобие далеко отжени от себя, словеса Духа
Святого да не оскудевают у тебя и в двери Писаний толцы
руками добродетелей. Тогда воссияет в тебе бесстрастие
сердца и ты узришь ум свой в молитве блестящим подобно
звезде.
У св. Нила Синайскаго идет выбор до 27-й главы.
Приложим и их. В предыдущих 23-х главах содержатся его 24 главы.
- Когда демон чревоугодия, после частых и
сильных борений, не сможет растлить установившегося
воздержания, тогда влагает в ум желание строжайшего
подвижничества, ради чего выводит на среду известное о
Данииле – ту скудную жизнь и семена (служившие ему
единственной пищей) (Дан. 1, 16), припоминает ему и других
некоторых отшельников, которые всегда так жили или в
новоначалии, и понуждает стать их подражателем, чтоб,
погнавшись за неумеренным воздержанием, не успел он и в
умеренном, когда тело по своей немощи окажется бессильным
для того. Думаю, что им справедливо не верить таким
внушениям и не лишать себя хлеба, елея и воды. Ибо братие
опытом дознали, что такая диета есть самая лучшая, только
всего этого принимать не досыта и однажды в день. И было бы
дивно, если бы кто, досыта вкушая хлеба и воды, мог получить
венец бесстрастия. Бесстрастием же я называю не удаление от
дел греховных, ибо это называется воздержанием, но
отсечение страстных в сердце помыслов, которое св. Павел
назвал и духовным обрезанием сокровенного Иудея (Рим.
2,29). Если кто падает духом, слыша такие слова, тот да
приведет себе на память сосуд избран (Деян. 9, 15),
Апостола, который в голоде и жажде совершал свое течение.
Этому демону подражал и дух уныния, сей противник истине
внушает терпеливому мысль об удалении в глубочайшую
пустыню, призывая его возревновать Иоанну Крестителю и
начатку отшельников – Антонию, чтоб, не вынесши
долговременного и вышечеловеческого уединенничества, бежал
он со стыдом, оставя свое место, а этот, хвалясь после
того, сказал: укрепихся на него (Псал. 12, 5).
- То же, что гл. 68 – Евагр. перв.
- Демоны не знают наших сердец, как думают некоторые
из людей. Ибо Сердцеведец один сведый ум человеч
(Иов. 7, 20) и создавый наедине сердца их (Псал. 32,
15). Но то из слов, какие произносятся, то по каким-либо
движениям тела, они узнают многие из движений, происходящих
в сердце. Положим, что мы в разговоре обличали тех, которые
нас злословили. Из этих слов демоны заключают, что мы
относимся к ним нелюбовно, и берут от этого повод влагать
нам злые против них помыслы, приняв которые, мы попадаем
под иго демона памятозлобия, и этот непрестанно потом
расплагает в нас против них помыслы мстительные. Посему
справедливо Дух Святой обличает нас, говоря: седя на
брата твоего клеветал еси, и на сына матери твоея полагал
еси соблазн (Псал. 49, 20), отворял, то есть, дверь
помыслам памятозлобия и возмущал ум во время молитвы,
представляя непрестанно лицо врага своего, и его имея таким
образом за бога. Ибо на что ум взирает непрестанно во время
молитвы, то справедливо признать его богом. Потому будем
избегать болезни злословия, никого не будем поминать злом
или извращать лица свои, при воспоминании о каком-либо
ближнем. Ибо злые демоны с любопытством наблюдают всякое
наше движение и ничего не оставляют неисследованным из
того, чем можно воспользоваться против нас – ни
вставания, ни сидения, ни стояния, ни поступи, ни слова, ни
взора, – все любопытствуют, весь день поучаясь на
нас лъстивным (Псал. 37, 13), чтоб во время молитвы
осрамить смиренный ум и блаженный его погасить свет.
ОГЛАВЛЕHИЕ
